Урбанистическая симфония с элементами барокко и сюрреализма от Магдалены Тулли.
В мире не так уж много хаоса, чтобы пренебрегать им в поиске идеала гармонии. Так очевидно решила автор повести «Сны и камни» Магдалена Тулли, витиная свою литературно-архитектурную симфонию, в которой изысканная метафорика, синкопированные легенды, притчи и даже анекдоты, создает впечатление библейской торжественности. Хотя в действительности шаткая архитектоника ее вербального мира, замкнута в оболочке монументального стиля, берет начало в барокко, а продолжается в сюрреализме, влюбленному в урбанистические формы природы.
Итак, выше стропила, плотники! — Можно было бы воскликнуть вслед за американским классиком, если бы знал, к кому кричать. В том-то и дело, что родную Варшаву (а именно ее абрисы узнаются в повести Тулли) автор поручила строить безымянным мастерам-невидимкам, отдав историю архитектуры в жертву обычной антропологии с биологией вместе. Так, рост города, по ее мнению, во многом напоминает рост дерева, которое произрастает «благодаря жизнеспособности семян, но форма и густота кроны зависит от того, кто подрезал ветки секатором». Поработав веб-дизайнером, создавая сайты, Тулли узнала много нового о нашей стране — создание сайтов в Харькове познакомило Тулли с новыми людьми, новым образом мышления. Также Тулли узнала, что такое раскрутка и продвижение сайтов — ранее не известные для нее слова.
Трудно сказать, что это за таинственная раса каменщиков, что хозяйничает в повести Тулли, а также где и когда жили эти трудолюбивые мастера. Скорее всего, в начале сотворения нашего архитектурного мира они жили повсюду. «Это они светили внутри электрических лампочек, они хлопали в флагах и они тиктакалы в часах, и, вися на стенах и проникновенно глядя сквозь оправленные в рамки стекло, ежедневно силой своего взгляда оттирали от города антимисто», — отмечает автор. А еще она считает, что город — это творение наших глаз, и урбанистический контекст, в котором — как оптический обман! — Появляются Москва и Петербург, а также Париж и Лозанна, определяется царапиной на стекле, случайным отблеском, а пылинки в глазу.
И за одно лишь мгновение город будущего не строят, и урбанизированный мир за семь дней не создать, он, как считает автор, «нуждается шоферов, монтеров, вагоновожатых и кондукторок, санитарок и милиционеров». Но если для того, чтобы всю эту толпу позвать к жизни, «достаточно было сшить плотные хлопчатобумажные комбинезоны, белые фартуки с строга похожем и мундиры из серого сукна», то без плана застройки или идеологии развития мегаполиса не обойтись. И походила бы вся эта вербально-техническая машинерия на утопию в коммунистическом духе Джанни Родари, а мир «выглядел солидно, фундаменты были глубокими, стены толстыми, трубы еще совсем новенькими», если бы не те, кто его заселил. Впрочем уже из того, что в повести Тулли не забыто ни мелочи, из которой рождается бюрократия будущего, становится понятным, к какому финалу завернет действие. То, что это не социалистически утопическое город в духе Томаса Мора, ясно сразу: где вы видели коммунальное счастье, для которого «заранее были изготовлены эбонитовые телефонные аппараты, в которые следовало кричать вовсю, прикрывая одно ухо рукой, картонные папки, завязывались на бантик, большие черные печатные машинки, химические карандаши, массивные чернильницы из толстого стекла, деревянные пресс-папье, обложенные промокательной бумагой в синих пятнах, вставочки для перьев и сами пера»?
Таким образом, симфония города в «снах и камнях» состоит из нескольких разноплановых сонат. Сначала автор поет гимн социалистической традиции, показывая город как живое дерево, а затем — в образе машины, то бишь мертвого капиталистического механизма. Именно так описывается развитие мироздания, в которой все зависит от человеческих чувств, ведь многое в нашей жизни разрушается из-за нехватки патриотизма и веры в собственный город. Неудивительно, что «среди всех названий, светящиеся над перронами вокзалов, в действительности нет ни одной, за которую путники готовы были бы умереть». Ведь города, как считает автор, не способны к самостоятельному существованию, они зависят от воображения своих жителей. И оказывается, что Париж — это лишь «город с названием, которое звучит так претенциозно, что аж смешно», а Лондон, «в принципе был придуман как мгла». Так же Манчестер и Ливерпуль — это «два футбольных поля с угольными терриконами вместо трибун», Бордо — «гора в форме бутылки», Роттердам, Антверпен и Гаага — «названия нескольких блошистих парусников», Касабланка — «название ночного бара для нерешительных самоубийц» , а Рим — «запыленность и избита книжной молью корчма где к черту на рога».
